Почему перед выборами в США общество так расколото — и почему это не так уж страшно?

В США, где сейчас проходят президентские выборы, у противоборствующих сторон почти нет общего языка и нет полутонов в дискуссии. Республиканцы и демократы обвиняют друг друга в уголовных преступлениях и надеются увидеть оппонентов за решеткой. Судьи Верховного суда, главного неполитического института страны, воспринимаются теперь исключительно в связи с их партийной принадлежностью. Публичных фигур с устойчивым общенациональным «надпартийным» авторитетом крайне мало. Раскол элит, сопровождающийся размежеванием внутри общества, начался не сегодня, но сильно усугубился в годы президентства Дональда Трампа. США оказались в том болезненном состояния общества, которое политологи раньше изучали на примерах Аргентины, Боснии, Венесуэлы или Турции. Колумнист The New York Times и редактор The Russia File и «Медузы» Максим Трудолюбов рассказывает, что стало причиной этой поляризации, к чему она может привести — и что прочесть, чтобы лучше понять, что происходит.

Споры необходимы любому обществу, но противоборство может принимать нездоровые формы, которые политологи и историки называют глубокой поляризацией. Ключевые признаки такого размежевания — утрата «общей реальности» и общего языка, демонизация друг друга противниками и, возможно, главное — слияние политических взглядов с идентичностью. «Речь уже не об обычном несогласии по политическим вопросам а об осознании инаковости себя по отношению к противнику, — говорит Томас Карозерс, эксперт по развитию демократии и руководитель исследовательских программ Фонда Карнеги. — Я не просто не согласен c тобой, я не такой, как ты, я — другой, а это, к сожалению, часто означает „я тебя ненавижу“». 

Тотальная поляризация

В недавней книге о «разделенных» демократиях Карозерс говорит, что корни поляризации, как правило, связаны с этническими, религиозными или идеологическими расхождениями. Пример идеологического расхождения — Венесуэла, где сторонники и противника «чавизма» отказываются понимать друг друга. Спор вокруг религии определяет поляризацию в Турции, где апологетам исламистского видения страны противостоят сторонники западного секулярного, кемалистского подхода; похожий конфликт сформировался за последние годы и в европейской и христианской Польше. Раскол по этнической линии определяет глубокий конфликт в Бельгии, Боснии или Кении. 

Американская поляризация необычна тем, что в ней соединились все три вида: этнический, который в США выражается в расовом конфликте; религиозный, который представлен противостоянием фундаменталистов центра страны и умеренно-религиозного или секулярно настроенного населения побережий; идеологический, касающийся спора о «большом» и «малом» государстве. 

Представители экспертной и медийной элиты в США всерьез говорят о том, что нынешний президент, в случае поражения на выборах, не признает его и воспользуется особенностями архаичной американской системы выборов для того, чтобы задержаться у власти или вовсе ее не передавать. Попугав всех тем, что он никогда не уйдет, Трамп заявил, что в случае поражения власть сопернику он передаст, но будет оспаривать результаты выборов. Все это звучит очень тревожно и, пожалуй, чересчур тревожно. 

«Закон Дюверже»

Сегодня поляризацию, конечно, усиливают современные медиа, которые создают не сообщающиеся между собой информационные вселенные. Но Эзра Кляйн, автор вышедшей в этом году и широко обсуждавшейся в США книги об американской поляризации, говорит, что слияние политических убеждений и идентичности началось в США очень давно, после Гражданской войны. Чересчур простая, дуалистическая система партий «требовала» размежевания на два лагеря. Расовые, религиозные, идейные конфликты разводили людей всего на две группы, так что каждая из двух стала «мегаидентичностью». По сути, это два «типа» людей, которым крайне трудно понять друг друга.

О роли партийного устройства писал еще Морис Дюверже в классической работе «Политические партии» (1951). Он напоминал, что политические партии сформировались гораздо позже парламентов и самой идеи представительства. В ХХ веке они изменили саму демократию и сделали ее массовой. Дюверже показал, однако, что на характер изменений повлияли давно установившиеся в каждой стране избирательные правила. Двухпартийность, типичную для англосаксонских стран, многие во времена Дюверже пытались объяснять через культуру, а он утверждал, что решающую роль здесь сыграла мажоритарная система с голосованием в один тур. В таком случае выигрывает тот, кто получает относительное большинство голосов. А значит, поддерживая «третьи силы», избиратель рискует тем, что его голос может пропасть впустую или даже помочь крайне нежелательному кандидату, поскольку возможности поменять свое решение во втором туре уже не будет.

В итоге нормальным становится голосовать за нелюбимого кандидата, имеющего реальные шансы выиграть у еще менее любимого. По сути, это протестное голосование, ставшее нормой. И оно делает недосягаемыми для конкурентов самые мощные партии, которые чередуются у власти. Это так называемый закон Дюверже, без ссылок на который до сих пор не обходится ни одна статья о тактическом голосовании, известном в России как «умное».

Сегодня эти наблюдения актуальны как никогда. Американские аналитики считают, что голоса, отданные за третьи партии (то есть не за республиканцев и не за демократов), определили исход президентских выборов 2016 года. В ключевых штатах именно те немногие голоса, которые ушли кандидату «зеленых» или либертарианцев, могли бы переломить результат в пользу Хилари Клинтон (или сделать победу Трампа более убедительной).

Два вида борьбы

Дюверже считал, что политическая борьба может быть двух видов. Во-первых, она может быть «технической», то есть борьбой по важным, но не экзистенциальным вопросам (размеры налогов, квоты для мигрантов, регулирование добычи полезных ископаемых). Так происходит на «обычных» конкурентных выборах или в «обычном» парламенте. Во-вторых, борьба может быть сущностной, то есть вестись вокруг самой природы режима и глубоких представлений о жизни. Если одна из партий настроена на такую сущностную, «религиозную» борьбу, то, оказавшись у власти, при первой возможности избавится от конкурентов.  

Страх сущностной политической борьбы, когда цель не победа на выборах, а уничтожение противника, пронизывает сейчас американскую политику. И каждая из противоборствующих сил приписывает желание сущностной борьбы другой. Независимо от того, какова здесь доля циничной манипуляции и какова доля подлинного страха, это может углубить поляризацию и сказаться на результатах выборов. Грубо говоря, кто напугает больше, тот и победит.

Но насколько реальна материализация этих страхов? Рассматривая ситуацию в исторической перспективе, я не стал бы преувеличивать опасность. США очень долго живут в состоянии поляризации (Север — Юг, центр — побережья) и из каждого сурового размежевания — а их было немало — выходили на следующий круг, пусть это и был новый круг противостояния. Страна оставалась поляризованной и накапливала суровые социальные проблемы, но сохраняла при этом высокие темпы экономического развития. Эта поляризация отчасти запрограммирована двухпартийной системой, и она не разрушает страну.

В отличие от США, Россия в исследованиях о поляризации почти никогда не упоминается. Между тем именно в нашей стране — в силу искусственного сдерживания открытой политической борьбы — мы рискуем в какой-то момент столкнуться с противостоянием сил, которые долго жили в подполье и не имели опыта открытого политического спора. Независимые структуры, у которых есть шанс в будущем превратиться в настоящие политические партии и прийти к власти в России, — это непарламентские, несистемные, но при этом централизованные структуры. Как их представители будут вести себя перед камерами и многомиллионной аудиторией? Сразу ли научатся парламентским выражениям и правилам честной игры? Будут ли соблюдать все правила и легко признавать поражение в случае проигрыша на выборах?

Что еще об этом почитать 

Морис Дюверже. Политические партии. М.: Академический проект, 2002

Это одна из тех книг о политике, которые сильно опоздали к российскому читателю. Политологи, впрочем, хорошо ее знают. Этот текст опубликован вскоре после выхода романа Джорджа Оруэлла «1984», одновременно с «Бунтующим человеком» Альбера Камю и незадолго до «Порабощенного разума» Чеслава Милоша. В конце 1940-х, когда Дюверже писал «Политические партии», завязывались темы и складывались институты, определившие всю историю второй половины ХХ — начала XXI века. Книга в итоге получилась панорамной и смелой. Она и сегодня позволяет задаться вопросами о смысле политических объединений и их возможном будущем, в том числе и в России. 

Democracies Divided. The Global Challenge of Political Polarization. Carothers T., O' Donohue A. (eds.). Washington DC: Brookings Institution Press, 2019 

Политолог Том Карозер суммирует основные приемы, которые применяют политики, сознательно стремящиеся к поляризации. Это во-первых, демонизация оппонента и его партии; во-вторых, акцент на символических вопросах, вокруг которых легко строить идентичность — это могут быть символы, лозунги, религиозные здания и проекты. В-третьих, поляризация, пишет Карозерс, требует неустанной работы. Это психологический проект, которые сходит на нет, как только его энтузиасты ослабляют давление на аудиторию. Как показывают исследования, вне активного руководства сверху граждане склонны, скорее, к умеренному размежеванию, чем к активному противостоянию. 

The Righteous Mind: Why Good People are Divided by Politics and Religion. New York: Pantheon, 2012

Политические споры, возможно, неразрешимы, потому что в споре сталкиваются не взгляды, а гораздо более глубокие установки сознания людей. В своих исследованиях это показывает психолог-бихейвиорист Джонатан Хайдт. Ни либералы, ни консерваторы как правило не готовы менять убеждения. Причина в том, что информацию о ключевых спорных политических темах — например об иммиграции, абортах, однополых браках, смертной казни — обрабатывают эволюционно древние подкорковые структуры мозга. Часто даже высокий уровень образования не влияет на формирование взглядов по самым чувствительным политическим вопросам. Важнее оказывается ощущение принадлежности к группе, защита своей картины мира, а значит и чувство безопасности. 

Максим Трудолюбов, Meduza