Донецкий вакуум

"За ДНР молиться? Чтоб победили, да?.." – паренек в драной куртке и монашеской шапке, как будто вышедший из фильма про Ивана Грозного, принимает из рук пассажирки автобуса, следующего в Донецк, двадцатигривенную купюру. Пассажирка несмело кивает. Глаза у парня при упоминании "ДНР" сияют.

"А хотите еще свечку за вас поставлю и помолюсь? Это пятьдесят стоит", – добавляет он и, услышав отказ, покидает автобус.

Вынужденные переселенцы массово возвращаются домой. Подписанное в Минске  перемирие работает: на въезде в Донецк – многокилометровые очереди машин. В донбасскую столицу возвращаются, несмотря даже на то, что дороги периодически обстреливаются.

Посреди мариупольской трассы, неподалеку от ДНРовского блокпоста, например, из воронки торчит снаряд.

Стрельба здесь не прекращается: ежедневно, по разу-два в час, в разных концах города раздаются взрывы. Местами работает "Град", местами – гаубицы и минометы.

Эпицентры войны прежние: хуже всего приходится районам возле аэропорта и вокзала, чуть легче – Петровскому району, граничащему с Марьинкой, за которой стоят украинские войска.

Десятилетний Коля проводит мне экскурсию по бомбоубежищу на Петровке.

Вот, говорит, здесь живет моя семья, а вот тут – показывает на крохотный стол, заставленный посудой, – мы кушаем. Готовят семьи у себя дома – в бомбоубежище нет газа, – а готовую еду приносят сюда, в подземелье. Душа и туалета здесь, говорит Коля, тоже нет.

"Как же вы живете?" – спрашиваю я, с трудом понимая, как в таких условиях можно провести хотя бы сутки.

"Ну, у кого дом неподалеку, ходят в туалет туда,  а у кого нет… сами знаете… на улицу", – стесняясь, отвечает мальчик.

Сам Коля живет в этом бомбоубежище с июля. Так вышло, что его родной дом попал в эпицентр обстрелов, а когда он с семьей перебрался в другой район, начали стрелять и там. В школу не ходит: некуда.

 

Неподалеку от этого бомбоубежища располагается разбомбленная школа. Снаряд прошил потолок в кабинете английского. На доске осталась то ли с умыслом, то ли без, запись детской рукой мелом: "Спасибо большое! Донецк, 2014 год".

Директор школы не следил за своим бомбоубежищем, поэтому здесь условия одни из худших.

Внизу прохладно и сыро, на деревянные поддоны настелены старые матрасы, электричества нет.

На одном из таких матрасов, раскинувшись звездочкой, безмятежно спит годовалая Лиза, не обращая внимания на шум и холод.

Пока она спит, ее мать, тридцатилетняя Света, курит на улице, выслушивая подъехавших с гуманитарной помощью волонтеров из группы "Ответственные граждане".

Гражданского мужа Светланы, сорокалетнего беззубого мужчину с потемневшей кожей, сократили – он работал дворником.

"В Бердянск с детьми поедете? Перезимовать хотя бы", – спрашивают у Светы волонтеры. Света, недолго думая, отмахивается: не надо, говорит.

С мужем она не расписана, а паспорт свой она несла в фонд, да попала под обстрел, из дома уехала, где документы теперь, не знает, да и черт с ними, с документами, главное жива, – размышляет она.

"А в Бердянске что? Там же "нацики", – продолжает Света. Лучше тут, в Донецке, сидеть, так безопаснее. "А то мы наслушались, как там убивают, насилуют", – всерьез говорит Света. А тетя Наташа поддакивает.

Тетя Наташа – старшая по бомбоубежищу. Принимает гуманитарку, распределяет, решает вопросы. В мирной жизни она работала бухгалтером. Среди ее друзей – сплошь "активисты" "ДНР".

"На Яценюка противно смотреть, Аваков голубой, а Порошенко так вообще…" – перечисляет тетя Наташа все, что знает о политиках.

Тема киевских чиновников заводит ее за полсекунды. Вот она уже громко рассказывает, что сюда, на Петровку, регулярно приезжают диверсионные группы "нациков" с пулеметами, которые обстреливают район. Причем "нацики" одеты, как правило, в гражданскую одежду либо форму ДНРовцев – "маскируются".

Чуть позже я увижу на дороге, ведущей к разбомбленной школе, группу военных, одетых в форму "армии" так называемой "Новороссии", на машине с прицепленным гранатометом. Спустя несколько минут после этого во двор школы – аккурат туда, где сидела тетя Наташа, – прилетит два снаряда.

В некоторых бомбоубежищах нет не только света, но и еды, и воды. Точнее, во время дождей воды бывает по колено, а питьевую жильцы бомбоубежищ покупают в магазинах в перерывах между обстрелами. Одного мужчину во время такого похода на Киевском проспекте убило снарядом.

Многие из жильцов бомбоубежищ не выходят на улицу днем – позволяют себе выйти "подышать" только глубокой ночью, когда не стреляют.

Боевики "ДНР", которые еще пару месяцев хвастали тем, что расчистили бомбоубежища и снабдили людей всем необходимым, уже давно не появляются у подопечных.

Люди остались наедине со своей темной и сырой жизнью.

"Пока тихо – кто-то бежит кипяток принести, – спокойно рассказывает старушка ­–  одна из жительниц бомбоубежища, и вдруг переходит на крик: – Мы тут скоро сдохнем! Вы нас будете отсюда выносить!"

"Вчера вот один бутерброд разделили на всех. Один!", – добавляет другая.

"Они ("ДНР" – авт.) снабжают Ворошиловский и Ленинский районы, где спокойно, а тут, где бомбежка идет, никого нет, – продолжает первая старушка. – Забыли нас все. Говорят: ну, приходите к нам сами за помощью. А кто ж у нас пойдет-то?.."

Брошенными оказались и старики, переехавшие в центральные общежития из разрушенных домов. В одной из комнат для переселенцев живет бабушка-диабетик. У нее гниет нога, а помочь ей некому.

К таким, как она, не доходят медики: в Донецке врачи – роскошь. Те, что остались работать в осажденном городе, занимаются в основном ранениями террористов – на остальных не хватает мощностей.

Практически все держится в Донецке на местных волонтерах, которых не трогают боевики "ДНР". Они понимают: если волонтерам не дать возможности заниматься своим делом, мирным жителям придется еще тяжелее.

Именно волонтеры ездят в свободные от "ДНР" города за редкими лекарствами, продуктами, средствами гигиены, которых в Донецке становится все меньше.

Впереди зима, и волонтеры готовятся к тому, что придется завозить в Донецк печки-буржуйки. В разбомбленных районах городские власти вряд ли успеют наладить теплоснабжение.

А пока волонтеры занимаются подсчетами будущих трат,  руководители террористов "Донецкой народной республики" и "полевые командиры" ужинают в самых дорогих донецких кафе. Все это наблюдают. Между ними и "народом", ради которого они якобы и устроили войну, – пропасть.

В Донецке уже никто ничего не ждет. Ни выборов в Раду, которым здесь не суждено состояться, ни выборов в "ДНР" – все понимают, что это фейк. Ни войны, ни мира. Город как будто поместили в пластиковую упаковку и выкачали воздух, а из людей – волю.

Донецк стал городом-призраком, в котором сохраняется лишь видимость жизни. Столица Донбасса погружается в кому все глубже. Как будет выходить из нее – вопрос большой и сложный – пока безответный.

Екатерина Сергацкова, УП