«Никогда не ставь ветеранам таких вопросов». Жизнь после фронта по опыту морского пехотинца Ивана Гаврилко

«Я, бывает, сплю по несколько часов в сутки. Во снах могу слышать запахи. Запахи крови, пыли, гнилой человеческой плоти. Ну, я это слышал. Звуки, цвета. Хотя говорят, что сны цветные только у шизофреников», — рассказывает Иван Гаврилко, трижды раненый за время полномасштабной войны боец морской пехоты.

Ивана, по специальности геолога, мобилизовали еще в 2014 году. Через год вернулся к детям и жене, но психологические проблемы, вызванные войной, прорабатывал на «гражданке» еще много лет. И это несмотря на то, что не участвовал в тяжелых боях.

За месяц до 24 февраля 2022 года Гаврилко подписал контракт резервиста с 503-м батальоном морской пехоты — перестраховался, чтобы в случае полномасштабной войны его мобилизовали не куда-нибудь, а в желаемое подразделение.

Мы встретились с Иваном в его львовской квартире, чтобы поговорить о флешбеках с войны, «состоянии улитки», депрессии и посттравматическом синдроме. О том, что, как правило, остается за кадром героических отчетов нашей борьбы. И что может ждать всех военных и их близких по возвращении домой.

«Я хочу домой»

Как-то Иван опубликовал на своей странице в Facebook социальный ролик о ветеране американской армии. На видео – счастливая семья на прогулке, в машине, дома. Жена и дети — улыбающиеся, только мужчина сидит сбоку, в бронежилете и маске. Ему постоянно видятся взрывы. Этим роликом хотели показать, что возвращение к мирной жизни требует времени и поддержки.

«Знакомое», — коротко добавил к опубликованному видео Иван.

В конце ролика военный уже без формы, счастлив со своей семьей. И появляется лозунг: «Преврати трудности своего прошлого в сильные стороны будущего».

Сам Иван о своем грядущем, а также о будущем сотен тысяч военных говорит неуверенно.

«Завершится то, что рано или поздно будут говорить: «Мы тебя туда не посылали». Я уже проходил», — рассуждает Гаврилко.

Когда-то ему это сказал ему руководитель. Тогда после демобилизации Гаврилко попросил дополнительный двухнедельный отпуск, который закон гарантирует всем участникам боевых действий. Но в ответ услышал, что срывает работу отдела, а руководство его на войну не отправляло, чтобы сейчас давать за это отпуска.

«Я впервые хотел того человека влепить, когда сразу после возвращения на работу с фронта меня спросили, почему я так глуп, что не смог откупиться от повестки и пошел туда», — вспоминает мужчина.

Сейчас Иван работает в частной фирме. Он до сих пор действующий военнослужащий, но, несмотря на это, наведывается в офис. Через раненую ногу ходит с тростью. Ее держит левой рукой, потому что правая еще хорошо не работает — в ней разбита лучевая кость, которая уже навсегда соединена металлической пластиной.

В ближайшие недели военно-врачебная комиссия наконец-то должна решить, демобилизовать ли Ивана, или вернуть обратно в армию. Уже дважды после более ранних ранений его возвращали на передовую.

«Я хочу домой. Я хочу дальше жить гражданской жизнью», — говорит о своих ожиданиях выводу ВЛК Гаврилко.

«Когда возвращаешься в пустую хату…»

В его кухне на холодильнике висит подробно расписанная табличка с обязанностями и зоной ответственности каждого члена семьи, в том числе детей.

Но сейчас Гаврилко живет сам. Жена с сыновьями после начала полномасштабного вторжения уехали за границу — пугались тревог. Да еще воинская часть под их домом, а это дополнительный источник риска.

Будь семья здесь, возможно, рутинный уход за детьми помогал бы отвлекаться ему от навязчивых мыслей.

«С одной стороны, меньше нужно делать, когда дома никого нет. С другой, ты приходишь из офиса в пустой дом, и это немного скребет по сердцу, угнетает. Потому что привык, что здесь шум и гам, собака лает, кот мяукает. Они один за другим бегают. А тут возвращаешься в пустую хату, и порой так грустно. Я до сих пор бывает на автомате покупаю продукты на всю семью», — рассказывает мужчина.

«Я назвал бы это состоянием улитки»

Иван имеет много друзей, особенно из пластовой среды, которые готовы ежедневно приходить в гости. Но он не всегда готов принимать их.

«Я бы назвал это состоянием улитки. Что-то находит, и ты такой: все фигово, дети далеко, жена далеко, в стране война, срака – и начинаешь себя жалеть. Никого не хочешь видеть и слышно. Такое бывает. Иногда просто хочется поплакать», – признается Иван.

Пока мы с ним общаемся, заходит сосед, живущий на этом же этаже. Он наведывается часто и много шутит.

«У меня исключительно прагматичный интерес. Я рыбалка, а Иван после первого ранения своим плечом чувствовал перепады давления. Это когда рыба не клюет. Я его прозвал барометром. Звоню: если рука ноет, значит, нечего ехать на рыбалку», — смеется сосед.

Далее иронически добавляет, что после следующих ранений «барометр окончательно сломался»: «Теперь у него постоянно что-то болит».

«Да, нога у меня болит 24 на 7 », – признается Иван. Он постоянно пьет против боли парацетамол.

«Хлопака, который со мной выходил из окружения, сейчас в психбольнице»

На теле Ивана по ранениям можно проводить экскурсию по географии боев. На левом плече — синяк и впадина в мышцах. Это первое ранение, полученное 10 марта 2022-го в селе Евгенивка Николаевской области, когда его подразделение шло деблокировать Мариуполь.

«Мы уже выходили из окружения из села, за два дома уже стояли позиции россиян. Началось наступление танков, мне досталось. Один парень, который со мной выходил, сейчас, к сожалению, в психбольнице. Он не был ранен, но не выдержал того всего, ему очень тяжело было, слишком много событий. А ему 23 года, это ребенок», — рассказывает Гаврилко.

То, что Иван ранен, он понял всего за несколько часов, потому что из-за экстремального выхода и слоев одежды не заметил, что на плече рана.

«Я чувствовал, что у меня что-то болит. Но массивного кровотечения не было. Как мне рассказывали, уже чуть позже меня начало трясти. Упаковали в машину и вывезли как контуженого. Уже в больнице увидели, что там такая огромная дыра — можно было чуть не засунуть руку», — вспоминает Иван.

Прооперировали Гаврилку в Виннице. Там заставили побрить бороду (чтобы не мешала кислородной маске).

«Это был момент лёгкого унижения. В нашем батальоне бороды носят почти все. Морская пехота – это агрессивные мужчины, маскулинность. Морской пехотинец, во-первых, должен быть красив, во-вторых, всегда знать, где он. Если он не знает, где находится, то все равно должен быть красив», — смеется Иван.

"Я думал, что уже умер"

Второе ранение произошло летом возле Авдеевки, когда мина залетела в окоп. Перед этим Иван с собратьями штурмовали враждебные позиции. Тогда отодвинули врага на 200 метров.

«Я не исключаю, что это был friendly fire. Минометный обстрел, попал в хребет, в задницу несколько осколков. Тогда казалось, что мне все. Вокруг пыль, темно. Я думал, что, должно быть, уже умер. Потому что ничего не видишь, глаза залеплены», — вспоминает мужчина.

В конце концов придя в себя, Гаврилко, который тогда в подразделении был санитаром, начал спасать побратима, рядом истекавшего кровью.

«Он получил очень сильное ранение в ногу. Я его бинтовал, он матерился, кричал, ругался, что слишком сильно наложил турникет. Но в тот момент мне показалось, что у него пробита артерия. У меня голова квадратная после контузии, а тут видишь кровь и сильное кровотечение. Я ведь не медик, а санитар. Еще один боец рядом получил разрыв артерии на руке. Его другой парень бинтовал. Потом мы еще два километра шли к точке эвакуации», — рассказывает Гаврилко.

«Я психанул, бросил турникет и стал молиться»

Третий раз его ранили через две недели, когда после лечения вернулся на фронт. Произошло это в октябре между Водяным и Опросным возле Донецкого аэропорта.

«Мы шли штурмовать враждебные позиции. Они накрыли артиллерией весь квадрат вместе со своими. Ребята все попадали, а я где-то задержался буквально на секунду — возможно, потому, что слишком мало был на фронте после второго ранения. У меня были перебиты лучевая кость, подколенная артерия на ноге и вена. Я отполз в ямку. Как санитар у меня был вагон турникетов. Впрочем, хотя мы и тренировались множество раз накладывать их левой рукой, у меня ничего не получалось. Мне уже в глазах белело. Я психанул, бросил турникет и стал молиться. Я читал “Отче наш”, пел эту молитву. А потом пришел мой коллега и говорит: «Что ты здесь валяешься, вставай, ушли отсюда». Я говорю: не могу, у меня вот. Над нами еще висел дрон и бросал бомбочки. Он его отстреливал», – рассказывает пехотинец.

После операций на Украине Иван лечился во Франции. Там ему при этом поставили диагноз — посттравматический синдром. Домой вернулся в феврале.

Путь к антидепрессантам и арттерапии

«Я не помню, чтобы в украинском госпитале ко мне кто-то подходил и спрашивал, нуждаюсь ли я в помощи психолога. Ну, случались ребята, явно депрессивные, к ним приходили психологи. Может, меня тоже спрашивали, но этого эпизода я не помню», — делится Гаврилко.

Со стороны Ивана в своем образе харизматичного бурлака, он имеет вид положительного и морально несокрушимого мужчины.

«В морской пехоте культивируется образ сильных ребят, ничего не боящихся. Хотя на самом деле не боятся только идиоты», – говорит военный.

В 2017-м, кроме психолога, Иван обратился к психиатру. Тогда ему в первый раз диагностировали ПТСР и прописали антидепрессанты.

«Те, что я принимаю, считаются легкими. Сейчас употребляю по таблетке в день. А в Авдеевке принимал по четыре штуки, потому что имел навязчивые мысли, моменты панических атак. А так себе съел таблетки с утра, чтобы потом не бегать днем по окопам и не кричать, что нам всем срака», — говорит Иван.

Вместе с медикаментами попробовал иппотерапию - лечение на основе взаимодействия человека с лошадьми. И быстро ощутил положительный результат.

Но больше всего его затянула арттерапия. Он стал рисовать акриловыми красками. Хотя раньше страсти к рисованию не было.

«Это посоветовала психотерапевт. Просто рисовать что угодно. Я таким образом выбрасываю эти эмоции на бумагу».

После первого ранения Иван вернулся на фронт с набором для рисования. В доме, где они жили у Авдеевки, рисовал картины на фанере, которой были забиты окна. Их не удалось вырезать и забрать с собой, потому что в дом прилетело.

После возвращения из Франции Иван уже знал, как помочь своей психике — опыт полномасштабного вторжения не прошел даром. Сейчас у него психотерапевт, лечится и пьет антидепрессанты.

«Когда я демобилизовался в 2015-м, то поначалу не знал, что со мной происходит. Затем очень стеснялся обратиться к психологу из-за стереотипов в обществе. Думал, что подожду, потерплю и оно пройдет. Но не проходит, потому что это как перелом руки. Если ты его запустишь, срастется криво или загниет, поэтому эти вещи надо прорабатывать», — делится опытом мужчина.

Иван говорит, что тогда были моменты, когда хотелось на войну. Верил, что это поможет его психологическому состоянию.

«Хотя и понимал, что это полная фигня в тот момент, потому что там хватало тех ребят, которые были. Но там такое чувство постоянной поддержки, дружеского плеча. Ощущение, что ты всегда нужен, тебя никто не бросит, ты солидный человек. А тут я хоть и был государственным служащим, но испытывал постоянное давление руководства», — признается Гаврилко.