• вторник

    24 сентября, 2024

  • 15.1°
    Пасмурно

    Николаев

  • 24 сентября , 2024 сентября

  • Николаев • 15.1° Пасмурно

Режим коммунального унижения

Сегодня, возвращаясь на работу после посещения водоканала, я с обескураживающей ясностью поняла, вернее, ощутила: я здесь жить больше не могу. Не «не хочу», а именно не могу.

Мне 45 лет. У меня было время убедиться: жизнь в моей стране есть не что иное, чем череда унижений для ее граждан. Всех без исключения. Сегодня у меня было очередное, по сути ничем не отличающееся от предыдущих. Разве что началось оно не тривиально. У мамы в санузле упал бойлер. Сорвался с крепления, разворотил унитаз, а заодно зацепил и водомер холодной воды. По телефону в водоканале мне пояснили, что надо делать. Приехать к ним, получить разрешение на снятие счетчика, снять его, привезти в мастерскую, причем не только на ремонт, но и на поверку, на следующий день забрать, написать заявление в абонентском отделе и в назначенный день ждать дома представителя водоканала, который счетчик опломбирует. Когда точно он будет – никто не заранее не скажет. То есть на работе придется брать день за свой счет. Стандартный набор любого присутственного места мордований граждан потребителей.

Поскольку мама фактически недееспособна, проделываю процедуру сама. Мой распорядок дня госслужащей в аккурат совпадает с режимом работы коммунальной конторы, на кого ж это волнует, кроме меня самой.

За поверку и замену стекла в водомере с меня взяли 50 гривен, при этом чека или другого какого-то документа не выдали. Ловлю себя на мысли, что не уверена, мой ли водомер мне вернули и в корректном ли состоянии. 45 лет жизни в моей стране научили меня не доверять ни соотечественникам, ни казенным конторам. Доверчивость – непозволительная роскошь в государстве, обкрадывающем тебя с пеленок.

На этапе «написать заявление» ждет сюрприз. Измотанная каждодневным восьмичасовым общением с публикой тетя в окошке абонентского отдела смотрит на меня с нескрываемой ненавистью:

- А на горячую воду?

- Что?

- Где счетчик горячей воды? Без его поверки не опломбируем «холодный»!

- Почему?

- Низзя! Ничего не будем делать!

- Почему не предупредили? Я же звонила! Я же приезжала! Никто ни полслова! Я мастера вызываю, плачу ему за то, что он снимает счетчик, затем плачу за то, что ставит…

- Ничего не будем делать!

- Послушайте, мама без воды живет четвертый день, мастер может прийти только в выходной день. Опломбируйте «холодный» счетчик, а мастер пока снимет «горячий».

- Ничего! Не будем! Делать!

Абонентская книжка летит из окошка мне в лицо.

Короче, выхожу униженная, с ощущением полного бессилия. Как и все остальные посетители всех подобных заведений. Подчеркиваю: все и всех. Мой случай – не частный, это система, не меняющая ни при каком режиме и легко переживающая любые застои, перестройки и революции. Чередуются персоны, лозунги и антураж, неизменным остается одно: унижение. Существует бытовое хамство, а это какое? Коммунальное? Государственное? Я еду по городу, вижу плакатики с кандидатом в мэры города, нежно прижимающимся к ветеранам в расчете на их натруженном горбу прощемиться в тендерно-откатный рай. Трущимся всю жизнь при власти, но не принесшего ни грамма пользы городской общине. И испытываю одно всеобъемлющее желание – уехать. Туда, где клерки не швыряются бумагами в лицо. Пока система не сделала со мной то, что с мамой.

Несколько лет назад у мамы повредился другой счетчик, электрический. Остановился ни с того ни с чего. Законопослушная и всю жизнь пробоявшаяся властей мама тут же позвонила в облэнерго, и к ней пришел представитель этой богадельни. Улыбчивый, вежливый парень по имени Денис заменил счетчик и ушел. А через полгода к маме нагрянули контролеры. Трое людей с внешностью корсаров буквально вломились к одиноко живущей 70-летней женщине, бесцеремонно обшарили приватную квартиру  и очень быстро обнаружили в счетчике просверленную напротив диска дыру. Тут же вставили в нее проволочку, продемонстрировав, как останавливается диск. Как потом объяснили мне в обществе защиты прав потребителей, с конкретной целью – чтобы экспертиза выявила свежую стружку внутри счетчика как свидетельство того, что мама регулярно пользовалась сим ноу-хау для воровства электроэнергии. Это при том, что кроме трех лампочек, телевизора и холодильника другого потребления электроэнергии у мамы в квартире нет, она пользуется льготой «дети войны» и без всякого лукавства платит за свет сущие копейки.

До сих пор помню голос мамы в телефонной трубке – не просто дрожащий, а заикающийся, просто захлебывающийся от нестерпимой обиды и унижения. И в тот день, и на следующий, и через день я вызывала маме «скорую» и не знала, как унять ее боль. И ощущала, как поднимаются во мне волны ненависти к этому режиму, ненависти страшной, темной, меня же и разрушающей. Ребенком мама пережила войну, ее отца расстреляли фашисты, она всю жизнь пропахала на государство, познала всевозможные унижения отечественной жизни разведенной женщины с ребенком и вышла на пенсию без копейки за душой. Медик с высшим образованием, она умудрилась дожить до старости бессребреницей и  не то, что чужое украсть – свое отдавала не задумываясь, тем, кто был еще слабее. Государство выжало ее, как лимон, отняв полжизни на очереди и партсобрания (куда загоняли и беспартийных) и в итоге выкинуло на пенсию с нищенским содержанием, а напоследок еще и обвинило в воровстве.

После этой истории мама резко начала сдавать, заболела болезнью Альцгеймера. Врач сказал, что пережитый стресс стал отправной точкой для заболевания, которое я искренне желаю не знать ни улыбчивому парню Дениске, ни контролерам облэнерго, ни их руководителю. Который, говорят, тоже мечтает припасть к мэрской кормушке, планирует провести блестящую избирательную кампанию. Ребята из «Небесной сотни», вы видите это оттуда, сверху?

Что может поменять ход этой машины, раз и, похоже, навсегда заведенной для обкрадывания и подавления воли граждан? Она уже прошлась катком по моим прадедам, дедам и родителям, укатали и меня крутые горки, подталкивая к бегству из моей страны, без которой на самом деле я никто. Меня гонят отсюда не наивные мечты о заграничном процветании. Меня гонит страх. Страх за будущее сына, за то, что из его жизни никуда не исчезнут коммунальные богадельни с их массовыми кампаниями по поверке счетчиков и прочими аттракционами, имеющими одну-единственную цель – в очередной раз обокрасть. Попутно унизить.  Чтобы знал свое место. А тетя в окошке, точно так же замотанная жизнью, хоть на секунду сможет самоутвердиться путем унижения ситуативно зависимого от нее человека. И во время выборов сыну опять будут навязывать очередного руководителя богадельни. И не важно, как она будет называться, «гормолдорисполком» ли, «облтепловодоЖЭКоэнерго» - их название не меняет сути происходящего в стране, где жадным и беспринципным руководителям подобных контор отдан на разграбление народ, бессильный перед бюрократической машиной режима.

Я люблю свою страну так сильно, как только можно любить свою родину. Именно поэтому я хочу уехать – я не могу больше смотреть, как ее насилуют «Васи-электрики» и «Юры-сантехники». И я не хочу, чтобы мой сын пробегал всю свою жизнь по заколдованному кругу нищеты и взяточничества, как цирковая лошадь по манежу, работая «за еду» на королей коммунального рая. Пусть он увидит, что такое цивилизованное, гражданское общество и познает чувство собственного достоинства. Может, после этого он захочет встать в ряды тех, кто пытается изменить эту страну к лучшему. А мне уже поздно. Мне 45. И я больше не могу…

Светлана Карпенко для НикВестей

Читайте также: