Ровно 25 лет назад из первого кругосветного путешествия в СССР в Николаев вернулась яхта 'Икар'

31 июля - 25 лет со дня завершения кругосветного плаванья первой в СССР яхты "Икар", под командованием капитана Бориса Немирова. Возвращение яхты в Николаев будто было приурочено к юбилею одного из старейших в СССР яхт-клубов. Так, ровно за сто лет до конца этой экспедиции на Морском собрании капитан 1-го ранга Евгений Голиков предложил основать в Николаеве яхт-клуб. В тот день в ряды будущих яхтсменов записалось более 50 человек – в основном представители местной знати. Почти год спустя, 7 мая, Морское министерство утвердило устав и выделило место на реке Ингул. Именно в эти дни, только уже век спустя, в Николаев из кругосветки вернулась яхта «Икар». 

«...Большую волну уже видели и ветер тоже. Но ведь мы судно для них и делали. Хорошо держится на курсе, и внутри всегда спокойно, каким бы ни был рев сороковых. Сейчас уже неделю гоним 150 и более миль в сутки.  После жестоких циклонов выбираемся в кокпит чаще. Свободные от вахт, мы не спим. Ветер 6 баллов от W, волна 7—8, но солнышко появляется на голубом небе, и ночью опять звезды видели — Южный Крест и его окрестности. Это уже стало считаться спокойной жизнью.  Теперь надо думать о разработке гоночной яхты для этого района... Готовь студенческий коллектив для работы в СКБС и на «Икаре»...»

Из письма Б. С. Немирова, капитана «Икара», преподавателю Николаевского кораблестроительного института Л. В. Забурдаеву.

Репортаж о встрече первой советской яхты, совершившей кругосветное плавание

Из рапорта капитана Немирова: Выход с о. Тенерифе (Канарские о-ва) 21 октября 1987 г. Экватор пересекли в долготе 27°05' западной. Мыс Доброй Надежды обогнули на расстоянии 300 миль, т. е. Африки не видели. Здесь были вынуждены уйти до широты 43° южной, т. к. в плановой широте 40° почти неделю простояли в штиле.

Средние, скорости движения в Атлантике были близки к плановым 80—120 милям в сутки, в Индийском океане — 110 вместо предполагаемых 150. Экваториальную зону шли очень осторожно. Все время ожидали тропических шквалов. Шквалы были, но немного, и не так уж они были сильны. В Индийском океане шли смелее. Нужно было спешить, видели, что опаздываем.

Переход Санта-Крус-де-Тенерифе — порт Хобарт (о. Тасмания) закончился 7 февраля 1988 г. 11 828 миль пройдено за 107 суток.

— Парус, вижу парус! — восторженно закричал кто-то, забравшийся на самую верхушку мачты старого швертбота.— Это «Икар»! «Икар»!

Люди, собравшиеся в порту Очакова, заметно оживились. Вскоре и мы заметили вдалеке парусник, а через несколько минут наш катер вышел навстречу «Икару» (О старте кругосветного плавания на яхте «Икар» см. публикацию Л. Курица с фотографиями В. Рыбакова — «Вокруг света», № 6, 1988 г. Редакция приносит благодарность Л. Курицу и В. Бабенко за помощь, оказанную в подготовке данного репортажа.).

Море скрадывает расстояние. Мы шли по Днепровскому лиману почти целый час, а парус не увеличивался в размерах. Но вот наконец долгожданная минута наступила. Мы развернулись и вплотную подошли к «Икару». Первыми, как и положено, на его борт вступили пограничники и таможенник. Я засек время — тридцать две минуты пополудни 30 июля 1988 года.

Внешне «Икар» вовсе не походил на покорителя морей. Небольшая, побитая ветрами и морем яхта, на левом борту обильные разводья ржавчины. Две облупившиеся мачты. Пока мы приближались, экипаж уложил паруса в чехлы, и об их внешнем виде можно было только гадать. Яхта шла под мотором. Впоследствии я выяснил, что мощность двигателя была 25 лошадиных сил, и им пользовались лишь при входе и выходе из портов.

Берег был уже совсем близко, и вдруг в безоблачном небе вспыхнули разноцветные ракеты — это моряки приветствовали первую советскую яхту, совершившую кругосветное плавание. Десятки маленьких и больших судов разноголосо гудели. Швертботы, моторные яхты ходили карусельно вокруг «Икара», словно никак не могли наглядеться на невзрачный парусник.

Наш катер и «Икар» бросили якоря метрах в ста от берега. Только сейчас я заметил, что на грот-мачте кругосветника рядом с красным флагом развевался и небольшой желтый. Это означало, что судно в карантине. В 14.15 желтый флаг был спущен, и таможенник с пограничниками снова оказались у нас на борту, а спустя пятнадцать минут на «Икар» перешли родственники и близкие друзья отважной семерки...

На следующий день, 31 июля, яхту «Икар» с почестями встречали в Николаеве. В яхт-клубе города корабелов собрались тысячи любителей парусного спорта, спортсмены-профессионалы. Выступили капитан яхты Борис Степанович Немиров, ректор Николаевского кораблестроительного института профессор М. Н. Александров... Трем членам экипажа — капитану, старшему помощнику Анатолию Кузнецову и матросу Владимиру Терняку — были присвоены звания заслуженных мастеров спорта СССР.

Прошли еще сутки, и только утром первого августа в яхт-клубе, где среди сотен лодок и катеров покачивался на волнах «Икар», я смог обстоятельно поговорить с капитаном. Экипаж был почти в полном составе — только Станислав Черкес по личным делам улетел в Москву.

Борис Степанович Немиров аккуратно сложил стопкой книги, которые он разбирал, и предложил мне сесть. Наш разговор начался с того, что я раскрыл перед капитаном карманный «Атлас мира» и попросил его начертить на карте маршрут экспедиции. Улыбнувшись, Немиров вынул авторучку и стал быстро наносить пунктиром путь «Икара».

— Мы вышли из Николаева 9 сентября 1987 года. 13-го прибыли в Варну, где посетили яхт-клуб, который носит имя знаменитого кругосветника Георгия Георгиева. Побывали на могиле морехода, возложили цветы. Болгарские коллеги подарили нам большой портрет Георгиева — он все время висел у нас в кубрике.

Оставшийся участок Черного моря, пролив Босфор и Мраморное море прошли довольно быстро. За проливом Дарданеллы, в Эгейском море, ветер немного приутих, и наш ход замедлился. В Средиземном было первое серьезное испытание. В районе Картахены, к юго-востоку от побережья Испании, ночью совершенно внезапно налетел неистовый шквал. Выл ветер, наш «Икар» кидало во все стороны, будто гусиное перо. Впрочем, обошлось... Гибралтар прошли без приключений. На Канарские острова прибыли 16 октября. Пополнили запасы провизии, питьевой воды, подремонтировались немного и четыре дня спустя снова вышли в море. 8 ноября пересекли экватор. Дальше был долгий путь вокруг мыса Доброй Надежды на Тасманию.

В Хобарт пришли уже 7 февраля 1988 года. После двухнедельной стоянки, во время которой отремонтировали и частично заменили паруса, а также пополнили запасы продуктов питания и воды, взяли курс на мыс Горн. А увидели это знаменитое место 26 марта в 21 час 30 минут по московскому времени. Таким образом, расстояние от Тасмании до Огненной Земли — 6100 миль — мы преодолели, на мой взгляд, довольно быстро — за 35 суток. 15 апреля в точке с координатами 30° южной широты и 15° западной долготы мы пересеклись — то есть замкнули кольцо вокруг шарика: здесь мы уже были 29 ноября 1987 года,— следовательно, «чистая» кругосветка длилась у нас 137 суток. А 25 апреля мы бросили якорь у острова Святой Елены, откуда рапортовали в Москву о прохождении кругосветного маршрута. Дальнейшие сроки такие: 29 мая — Канарские острова, 17 июня — испанский порт Сеута, 7 июля — Мальта, а 12 июля в шесть часов вечера пришвартовались в Афинах. Неделю спустя вошли в пролив Дарданеллы, где встречное течение достигает 4 узлов, и ночь провели на якоре. 20 июля миновали Дарданеллы, около полуночи следующего дня бросили якорь у входа в Босфор, а с рассветом прошли пролив за 5 часов. 23 июля были уже в Варне, а 30-го, как вы уже знаете,— в Днепровском лимане.

Капитан закончил чертить маршрут и, протягивая мне атлас, добавил, что за 325 суток плавания «Икар» прошел 31 тысячу миль. По мнению Немирова, экипаж выполнил поставленную задачу, а яхта показала неплохие мореходные качества.

— Почему вы так редко выходили на связь? Ведь от Канарских островов до Австралии более трех месяцев пути, а от вас не было никаких сообщений.

Реклама

— Мы шли без позывного — у нас не было рации, не сумели раздобыть ее. Это во-первых. Во-вторых, мы располагали только радиостанцией УКВ и, таким образом, могли передавать что-либо на материк только при посредстве больших судов, которые встречали в океане. А от Канар до Тасмании мы не видели ни одного корабля. И в-третьих, бывали случаи, когда наши радиограммы просто не передавались на Большую землю. Вот, например, 26 марта мы прошли мыс Горн. Потом две недели никого не встречали. И лишь утром 11 апреля увидели судно. Это был польский «Югославик». Нам ничего не было нужно, хотелось только передать радиограмму, что экипаж жив-здоров и все в порядке — ведь от Австралии 53 дня шли без связи. Но по непонятным для нас причинам радист «Югославика» резко воспротивился. Мы обратились к вахтенному помощнику. Вот его слова: «Радист категорически отказывается передавать радиограмму». Сверх этого он ничего не добавил, а капитана на мостик так и не вызвал. Я могу указать координаты, где мы встретились. Это приблизительно 35°55' южной широты и 26° 40' западной долготы. На «Югославике» не поинтересовались даже, есть ли у нас вода и продукты, не болен ли кто,— да мало ли что может случиться в океане! Такого мы, конечно, не ожидали — тем более от судна с польским флагом...

Из рапорта капитана Немирова: Выход из Хобарта 20 февраля, суббота. Много провожающих. Все с добрыми напутствиями. Уходить было очень трудно (в моральном плане), т. к. теперь уже точно знали, а не предполагали, на что идем.

Первые дни — Тасманово море. Оно традиционно трудное. Погода была тяжелая. Штормовые паруса поставили сразу. Генеральный курс направил в южные широты, т. к. мы шли на спортивную разведку, а не прятаться, где потеплее. Сразу вышли на широту 45 южная. Новую Зеландию оставили далеко к северу. Передали радиограмму через новозеландский траулер. Далее поднялись до широты 50—52° южная и в ней шли на восток 4500 миль. Одну неделю шли со скоростью 200—210 миль в сутки. Потом я приказал паруса уменьшить и шли по 160—170. Острова Антиподов оставили по правому борту приблизительно в 15 милях.

Инженер-океанолог Александр Плякин, самый молодой член экипажа, работает в Атлантическом научно-исследовательском институте морского рыбного хозяйства и океанографии города Калининграда. Он был командирован на «Икар» для проведения научных исследований по маршруту плавания. В его обязанности входили наблюдения за морской флорой и фауной, сбор данных о климатических, погодных условиях и загрязнении Мирового океана.

— Я постоянно вел дневниковые записи,— начал рассказывать Александр, когда у него выдалась свободная минута.— Старался фиксировать все свои наблюдения. Описывал млекопитающих, следил за их поведением. На мой взгляд, наибольшую опасность для плавания малого судна в открытом океане представляют встречи с китами. Мы постоянно были начеку, чтобы избежать столкновений с гигантами. Как только по курсу появлялся полосатик — тут же обходили его за несколько миль стороной. Но однажды в Индийском океане, в районе острова Кергелен, прямо перед носом внезапно всплыл огромный сейвал, и нам пришлось круто изменить курс. Кит лежал как ни в чем не бывало и, казалось, внимательно за нами наблюдал. К счастью, мы мирно разошлись. Сейвал выпустил высокий фонтан и ушел под воду.

Мне, конечно, сильно повезло: оказаться в роли натуралиста на борту кругосветной яхты! Я любовался брачными играми альбатросов в Индийском океане. К югу от Африки созерцал настоящую вспышку жизни на поверхности океана: там было большое скопление дельфинов и китов, над которым кружили огромные стаи морских птиц.

В середине октября, когда мы шли к западу от Островов Зеленого Мыса, часто встречали летучих рыб. Они с шумом вылетали из-под носа «Икара», а по ночам падали прямо на палубу: видимо, их сбивала с толку белизна наших парусов при ярком лунном свете. Этих рыб мы собирали, солили и потом с удовольствием ели...

Мы долго беседовали с Александром, но время поджимало: меня ждал разговор еще с одним членом экипажа — Андреем Марковым. Кандидат технических наук, доцент кафедры теоретических основ электротехники Николаевского кораблестроительного института, Марков занимается спортивным плаванием под парусами уже много лет. В девятнадцатилетнем возрасте пришел в яхт-клуб и стал ходить на швертботах и небольших крейсерских яхтах. Неоднократно участвовал в гонках на Кубок Черного моря. В 1978 году на яхте «Арктика» Андрей Марков, Борис Немиров и Анатолий Кузнецов ходили на Канарские острова. Потом Андрей принимал участие в строительстве «Икара».

— Мне кажется, первая настоящая притирка команды произошла вблизи Испании, где мы попали в шторм примерно восьмибалльной силы,— рассказывал Андрей.— До Канар нас шло девять человек. Но получилось так, что доктор яхты Сергей Прусов, плохо переносивший качку, и штурман Борис Яковлев вернулись домой, и в дальнейшем плавание совершали уже всемером. Образно говоря, до Канарских островов мы шли как от раздевалки до стадиона, а от Канар уже вышли на беговую дорожку, и началась работа. Серьезную проверку мы прошли в экваториальной зоне. Жара 45—50 градусов по Цельсию. Температура воды — плюс 31 градус. Штили следовали один за другим... Сразу за экватором заметили, что стали обрастать ракушками. А при входе в Индийский океан их было уже так много, что ход наш ощутимо замедлился. Мы пытались бороться с обрастанием, но безуспешно.

22 декабря у нас произошло ЧП. Проходя мимо цистерны с питьевой водой, Толя Кузнецов обнаружил, что пробка исчезла. Видимо, во время сильной качки пробку выдавило. Из самой крупной цистерны, которая вмещала около 400 литров, половина содержимого ушла в море. Всего на яхте было семь цистерн. Общее потребление воды на человека составляло два литра в день. Каждый в принципе мог распоряжаться ими как хотел: мыть голову, руки, использовать для приготовления пищи и так далее. Но теперь вопросы расходования воды мы стали решать сообща. Поначалу планировался заход в Веллингтон. Однако до столицы Новой Зеландии было еще далеко, и капитан отдал приказ направиться в Хобарт. В административном центре Тасмании мы вытащили яхту из воды, очистили корпус от ракушек, заново покрасили его, сшили новые паруса — прежние изрядно потрепались. Пополнили запасы провианта, питьевой воды и отправились дальше. В одной из тасманийских газет писали, будто у русских яхтсменов были большие трудности с водой, будто бы капитан чуть ли не по капле выдавал ее экипажу. Это, конечно же, не так. Норма два литра в день на человека соблюдалась неукоснительно.

В Тихом океане мы все время боролись с непогодой. Дул сильный ветер, отдельные порывы его достигали 9—10 баллов. Было очень холодно. Шел снег, налетал град вперемешку с дождем, редко показывалось солнце, и кокпит часто захлестывало водой. На участке от Хобарта до мыса Горн у нас была довольно большая скорость — примерно 180—200 миль в сутки. Мыс Горн мы обошли на расстоянии одной мили. Нам повезло: появилось солнце, и мы смогли хорошо рассмотреть крайнюю южную точку Южной Америки.

Из рапорта капитана Немирова: Приветствовали мыс общим построением (насколько это было возможно при ветре около 9 баллов и волне...). «Шапки долой», приспустить флаг, салют ракетами... монетка в море... И вперед — к теплому Северу.

...Тем же западным ветром прошли еще на восток с целью пораньше выйти в зону юго-восточного пассата и с ним идти к экватору. Так как следующий плановый порт захода был Санта-Крус-де-Тенерифе, придержали больше к востоку.

...Сделали заход на 1 сутки на о. Святой Елены (Брит.), залились пресной водой. Это было необходимо, т. к. в экваториальной зоне могли заштилеть надолго.

...Посетили резиденцию Наполеона. Океана не видно: так было задумано. Дом-музей. Хранитель в должности консула Франции. Пожалуй, это почетная ссылка. Все остальные, даже садовник — местные. Дом большой, похож на помещичью усадьбу — каминный зал, бильярдная, столовая, спальня, кабинет. Очень много картин. В основном написанные при жизни Наполеона. Они рассказывают о всех походах императора. Не нашли только о походе в Россию. Лишь на одной картине — обломки корабля надежд Наполеона, и каждая доска — с названием города. Есть там и надпись «Москва».

...Город Джемстаун, 5800 жителей. Язык в основном английский, но часть населения говорит по-французски. Расположен в узком ущелье. С рейда можно попасть только шлюпкой. Гавани на острове нет. Скалы, обрывы, бастионы. В городе 2 церкви, 3 бара, таможня, 2 больших магазина, радиостанция. Телевидения нет. Здесь сделали запись моего выступления для местного радио на английском языке. Передали или нет — не знаю.

Всем без исключения членам экипажа я задавал один и тот же вопрос — наивный, наверное, но мне казалось важным получить на него ответы: что показалось самым интересным в кругосветном плавании? Самым парадоксальным образом отреагировал Владимир Терняк:

— Переход по Средиземному морю. Там мы встречали много яхт, больших и маленьких, было напряженное судовождение, не то что в океане, где идешь месяц и никого не видно.

Когда мы разместились на палубе «Икара», Владимир начал рассказывать о парусах. Я понял, что следить за их состоянием было его основной заботой во время плавания. Терняк поведал, как в Индийском океане паруса стали постепенно расползаться, рваться, а все иголки, что взяли из дома, переломались, к Австралии подошли с одной; как в Хобарте на борт «Икара» пришел австралийский коллега, и Владимир прятал нашу парусину в трюме, чтобы гость ее не заметил...

Из рапорта капитана Немирова:

Около Конакри 1 мая поймали акулу. Крупную. Больше двух метров. Было развлечение для всего экипажа. До этого за все время поймали только нескольких тунцов. Буксировали за собой крюк. Наживка — сало. Решили сделать суп из акульих плавников. Попробовал одну ложку, больше не захотелось. Акулу выбросили. Уже потом выяснили, что это была голубая акула. Оказывается, она почти вся съедобная — деликатес, но было уже поздно.

...У берегов Мавритании, в районе Кап-Блан, внезапно сели на мель. Толчок мягкий. Видимо, песок. Во всяком случае, не камни. Снялись. Развернулись. Минут 10 шли обратно. Как ни хотелось команде быть ближе к берегу, взяли мористее. Самое интересное, что мель в 45 милях от берега. В лоции ничего нет. В 20 милях отмель с глубинами 11 метров, а у вас осадка всего 2,5 м. Точку засекли с помощью приборов с точностью до 1 мили. В Санта-Крусе передадим нашим рыбакам.

...Переход в Атлантике был, безусловно, многократно легче, чем в Южном океане.

В навигационном отношении больших ошибок не было. На все точки выходили верно. Паруса ремонтировали значительно меньше, чем в Индийском океане. Вот тут пригодились тройные комплекты штормовых.

РЛС хорошо помогала при сближении с берегами. Станцию космической навигации в океане включали редко (1—2 раза в неделю). На о. Св. Елены вышли удивительно точно, пользуясь наблюдениями солнца.

Двигатель и генератор имеют поломки. Генератор вышел из строя за сутки до о. Тенерифе. (Повезло.) Корпус судна хорошо держит удары волн, броски на волне, резкие неожиданные крены. Стоячий такелаж выдержал все. Бегучий такелаж меняли несколько раз, и на о. Тенерифе он подлежит полной замене, т. к. впереди еще 3000 миль.

Два перехода по 100—105 суток в яхте. Это, наверное, трудно. А для нас стало обычным. Все здоровы. Болезней не было. Ушибы, порезы, царапины — это неизбежно. Андрей Марков с этим справляется умело. 

Последняя моя встреча — со старпомом «Икара» Анатолием Кузнецовым, ассистентом кафедры конструкции корпуса корабля Николаевского кораблестроительного института. Больше двадцати лет Анатолий занимается парусным спортом. До института гонялся на швертботах, а с 1975 года ходил на двухмачтовой яхте «Арктика». Выиграл с Немировым Кубок Черного моря.

— Я все время ходил с ним старпомом, вот и в кругосветку тоже... Для меня особый интерес представлял Тихий океан — район самых жестких условий для крейсерских яхт. И не только для яхт — для людей тоже. Вообще в океане люди как-то по-другому общаются друг с другом, быстро появляются взаимопонимание, взаимовыручка... Вот, например, в проливе Дрейка заметили судно. Шло оно далеко в стороне, своим курсом. Мы даже не знали, чье оно. Включили радиостанцию, передали радиограмму, и через два дня ее уже приняли в Николаеве. То судно было чилийское...

Перу Анатолия Кузнецова принадлежит одно из стихотворений, написанных во время кругосветки:

Поизносились наши паруса, 
И днище обросло густой травою. 
Над головой чужие небеса, 
И ветер непрерывно в вантах воет. 
Мы здесь давно забыли про уют 
И про постель, куда ложатся двое. 
Морские птицы песен не поют, 
Не о любви нам ветер в вантах воет. 
И нам сейчас совсем не до любви, 
Хранил бы бог, и выдержали тросы. 
И чтобы друг душой не покривил 
И за кормой — парили альбатросы.

Дух плавания, на мой взгляд, эти строки передают довольно точно. В них — атмосфера, царившая на борту «Икара».

Кстати, почему «Икар»? Ведь, как известно, герой античного мифа, взлетевший к небу на крыльях, упал в море и погиб. Неужели экипаж не видел мрачной символики, заключенной в названии яхты? Этот вопрос задавали Борису Степановичу Немирову и до, и после плавания. Капитан отвечает на него так:

— «Икар» — это не человек. «Икар» — это состояние души...

Олег Гураш, Вокруг Света